All language subtitles for Султан Бейбарс (1989, СССР - Египет) - драма, исторический, реж. Булат Мансуро

В Суздальско-Волынской летописи

сохранился рассказ о властителе,
бросившим трон и славу на чужбине.

Арабский историк Макризи писал о
кипчакском рабе, ставшим султаном Египта.

И в большой казахской степи до
сих пор живут предания о том,

как мальчик, проданный в рабство монголами,
стал султаном Египта.

И о белой горькой траве, запах которой
не в силах был забыть тот человек.

Основные события фильма соответствуют
историческим фактам жестокого 13 века.

Остальные - плод размышлений автора.

Ибо из множества биографий султана Бейбарса
нет ни одной, которая бы не отвергала другую.

Отцом Египта, страны Миср называли меня.

И песни поют обо мне,
когда собирают хлопок.

И после имени Аллаха и пророка его Магомета
кричат с минарета мое имя.

И когда умру я,

святым будет в стране
Миср все, чего я касался.

Зачем? Почему? Потому что
как собаки доверчивы люди.

Им, слабым, нужна опора. Рабы они.

И хуже смерти для них.
- Ответ самых за себя.

А султан у них - опора.

Он всегда равен богу. И это правильно.

Турфан ведет тайные переговоры
с монгольским ханом Берке.

Даже решил подарить ему свою любимую дочь.

Он знает, что только я могу принимать
и давать дары своему союзнику Берке.

Знает, но он это делает.
Значит, знает зачем.

Надо его проверить.

По-моему, он готовит заговор
с монгольским ханом Берке.

Видал я власть мамлюков
в Египте, стране Миср.

И только мамлюки могут быть
эмирами городов и селений.

И только мамлюки могут
смотреть мне прямо в лицо.

И только мамлюки опасны.

И раньше всех девять эмиров, которые рядом.

Остальные не опасны. Бесплодные люди,
не умеющие смотреть прямо в глаза.

Выверяй. Пристально выверяй
достоинство прямого взгляда

у каждого из девяти, ибо нет их опаснее.

Пока с собачьей преданностью
смотрят они на меня.

Но вот дрогнул Турфан, это опасно.

Бесстрашен как лев Турфан.

Ну и доверчив как конь
сильному всаднику Турфан.

Кому он доверился.

Когда-то этими тяжелыми руками Турфан
как мельница вращал стальными шарами

и дробил головы беловолосых франков.

И когда светловолосый франк
замахнулся на меня копьем,

вдарил его Турфан стальным шаром.

С франками было трудно воевать.

Когда они замахивались мечом,
и их не отвлекали сомнения.

Но у них было слишком много
достойных, и каждый дрался за себя.

А мамлюки знали только одного илира тысячи

и не думали о себе. Поэтому вихрем
ворвались они в крепость рыцарей,

отрубая тщеславные головы
беловолосых франков.

А среди первых был первым Турфан.

До сих пор у меня шрам под
левым глазом от копья франка.

И помня это Турфан, напомнил.

Да страшен как лев Турфан.

Поэтому таких, как Турфан, все
время надо бить по носу, как львов.

А львы быстрее всех становятся
собаками и лижут палку.

Жрут навоз под ногами повелителя.

Я давно его не трогал,
тем более нужно ударить.

Султан наш отец, властелин и повелитель.
Вам, слабым,

нужна опора в этом качающемся
мире, и он вам опора.

И погибнете вы без него.

Но в нашей великой стране
черной ночной змеей ходит враг,

и хочет лишить он вас опоры вашей.

И хочет погубить вас. И потому будут у
вас правила, которые никто не нарушит.

Если пришли в наш дворец, то каждый
мир будет стоять на видном месте

никто из подворных не посмеет сказать
рядом стоящему ни единого слова.

И не посмеет никто задираться со
своими мамлюками для развлечения.

А если султан узнает, что
кто-либо участвовал в боище,

тот будет сослан или заключен в тюрьму.

Лучший из городов мира-Каир.

А лучшими его людьми были те
семь, которых я предал смерти.

Каждый из них был способен
захватить власть в свои руки.

И при них Каир был ладом для меня.

Но не стал мне Каир равен теперь.

Девять верных мамлюков
всегда за моей спиной,

и каждый из них способен захватить власть.

Вот мятеж христиан против мусульман.

Кому из моих ремиров нужно
было пошатнуть мой закон,

запрещающий религиозную
вражду в стране Миср?

Пусть эти христиане примут их срам и живут.

Они не хотят, но воля
Бейбарса - закон для страны.

Он не хотят жить? Пусть живут на чужбине.

Они не хотят. Хотят умереть здесь,
за свою верю, за свою землю.

Пусть живут со своей верой
и хранят страну Миср.

Воля Бейбарса - закон для страны.

Шейх, ты когда-то вылечил мое тело от ран.
Теперь спаси мою душу.

Кто говорит, что по воли судьбы и Аллаха

обрушились на тебя
тысячи несправедливостей.

Все свершается по его желанию и воле.

Мылом раскаяния отмою себя
от прегрешений юности.

Турфан никогда никого не боялся кроме меня.

Значит, кого-то полюбил больше тебя.

Кого?

Не знаю.

Он любит только детей.

Иногда верноподданные изменяют
своему государю ради любви к детям.

Не проводи ночь без сна с огнем в груди,

ибо злобные чувства на
душе - пожар сжигающий.

Теперь он смотрит прямо, как собака.

Но львы, ставшие собаками,
видят неправильные сны.

Нельзя оставлять ему жизнь.

Почему он решил подарить свою
дочь монгольскому хану Берке?

Он знает, что только я могу принимать
и давать дары своему союзнику Берке.

Что она сказала?

Это "отец" по-кипчакски.

Ее мать - кипчакская рабыня.

Оклик девочки, который
показался мне словом,

забилось в груди, раздавило горло.

Паутины истины и лжи. Я
не вижу начала своей нити.

Куда бы ни устремился я, всюду
пустота, темнота, лабиринт.

В мрачной душе все ярче горит
огонь моей грешной совести.

И ночами я слышу ее ровный голос:
"Меньше тирань, твори справедливость".

Но лишь утро наступит, снова
я в когтях свирепого льва.

А не растерзал меня лев, потому
что не слышал голоса моей совести.

Когда судьба человека становится мрачной,
он делает все, что не следует делать.

Против Турфана должен играть Барат.

Его надо проверить.

Почему?

В его доме чаще собираются мамлюки Бурджии.

И поют они не арабские, а кавказские песни.

По-моему, они тоже готовят заговор.

Мамлюки Бурджии давно
хотят отнять у нас власть.

Но им нужен такой вождь, как грузин Барат.

Делай как знаешь, но плохо
тебе будет, если ты ошибешься.

Султан наш отец, властелин и повелитель,

вам, слабым, нужна опора
в этом качающемся мире.

И он вам опора. И погибнете вы без него.

Но в нашей великой стране
черной ночной змеей ходит враг,

и хочет лишить он вас опоры вашей.

И свидетель тому - тайная
гибель личной охраны султана.

Ты султан. Ты милуй, ты казни.

Но ради собственной жизни
зачем отворачиваться от других?

Так истинно преданные и поступают.

Это сделали хранители порядка не ради меня,
а ради порядка в стране Миср.

Выверяй. Пристально выверяй достоинство
прямого взгляда у каждого из девяти.

Именно сейчас, когда
обмякли от горя сердца,

даже мамлюки не способны
скрыть своих мыслей.

Вот. Дрогнул Барат.

Я знал. В последние годы тяжело нес
бремя мамлюкской верности Барат.

Когда же он сломался?

Давно.

Когда франки взяли в плен индуса Балбанера
и подвесили на стенах Мансуры.

И убил тогда Барат молодого франка.

Кавказцем оказался молодой франк.

И, падая со стены, крикнул по-грузински
слово "мама" молодой франк.

И забилось это слово в груди у Барата, как
крик дочери Турфана сдавил мне вчера горло.

Тогда в знак верности
подарил я Барату свой кинжал.

Но ни разу он не одел его на свой пояс.

И с тех пор отдалился начальник острова
речных мамлюков от речных мамлюков

и сблизился с башенными мамлюками.
Потому что кавказцами были они.

Но башенные мамлюки давно хотят
взять власть в стране Миср.

И знает это длиннорукий Барат.
И потому не смотрит мне прямо в глаза.

Если ты еще сомневаешься в
Барате, можешь его проверить.

Я нашел двойника.

Султан Бейбарс приглашает
тебя играть в шахматы.

Жестоко я испытал тебя, Барат.

Но не я, ты поднял меч измены, Барат.

Зачем? Почему?

Может, это слово как зерно упало на
незатоптанную поляну твоей души, Барат?

И выросло это слово и победило тебя.

Я поставлю тебе, Барат, лучший
мавзолей на кладбище мамлюков

рядом с Турфаном, которого ты
убил не по своей воле, Барат.

Султан наш отец, властелин и повелитель.

Вам, слабым, нужна опора в этом
качающемся мире. И он вам опора.

И погибните вы без него. Но в нашей великой
стране черной ночной змеей ходит враг,

и хочет лишить он вас опоры вашей.

И свидетель тому - тайная гибель
начальника островных мамлюков Барата.

Наилучший из султанов тот, кто
часто общается с людьми знания.

А наихудший из людей знания тот,
кто часто общается с султаном.

Так вот я и боюсь оказаться
среди худших людей знания.

Чего же опасается султан?

Люди знания - арабы. Не
любят они меня, чужеземца.

Не тот араб, который поет
и говорить по-арабски.

А тот, который хранит язык арабский,
землю арабскую, народ.

Монголы сожгли дамасский Багдад.

А ты построил самые лучшие
улицы, мечете и дворцы.

Оросил пустыни и земли и построил
самый большой флот в средиземном море.

Но я мамлюк, чужестранец.

Кто я? Откуда? Где страна,
где я не строил, не разрушал,

где мне не скажут, что я чужой?

Где?

Каждый год из Крыма через Александрию в Каир
венецианские купцы привозили две тысячи рабов.

Там были тюрки, черкесы из Кавказа,
славяне, албане, индусы, греки.

Мамлюками назвали всех и
разделили их на бахров и бурдж.

Речные мамлюки бахров - это тюрки.

А башенные мамлюки, бурдж,
это черкесы из Кавказа.

Среди них были и другие народы.

Кто я? Откуда?

Думаю, тюрк. Из кипчакских степей.

И есть в Каире кипчаков колония.

Там живут бедные ремесленники из рабов,

которые не стали мамлюками, они
помнят свой язык, хранят обычаи.

Принеси мне костюм простолюдина.

И выкупил мальчика византийский купец.

И так попал он в Византию, и отдал
купец мальчика в детский военный приют.

И вырос из того мальчика я.

И обучили меня военному ремеслу. Но
не забывал меня византийский купец.

Часто навещал меня с
женой и дочерью Шадиар.

С тайным чувством скрытно
смотрел я на Шадиар,

но надменно и своенравна была Шадиар.

И поэтому не открыл я ей своего чувства.

И вот однажды напали на город крестоносцы
и сожгли его дотла.

Ни малых, ни старых не пощадили они.
А уцелевших детей

повели с детским крестовым
походом на Иерусалим.

И позорно кончился этот поход.

Спасая свои шкуры в
знойной фридийской пустыне,

крестоносцы продали святых детей
арабским и венецианским купцам.

50 лет назад я видел таких
дервишей в городе Акр.

Это было тогда, когда крестоносцы продавали
детей арабским и венецианским купцам.

Среди них оказалась Шадиар. Видела меня
своенравная Шадиар, но не захотела признать.

Если она из знатного рода, то я ее покупаю.

Я подарю ее султану Египта.

Будто знала она, что
разные у нас были судьба.

Я и мои друзья были переодеты в
монахов, но это нас не спасло.

Разве могли пощадить крестоносцы
византийских христиан,

если они не пощадили детей,
освященных католической церковью.

Взять этих монахов! Мы
продадим их на рынке врагов.

Вставай! Пошли, быстрей! Давай.

Словно из другой жизни я
помню этот кипчакский говор.

А эту древнюю кипчакскую песню
часто я слышал на рынках рабов.

Эй ты. Лови!

Это бесполезно его бить.

У него не кожа, а железо.
- Да ну?

Не веришь, хочешь попробовать? Тащи гвозди.

А, что, Бейбарс. Живой?

Ну что я говорил? А?

Ну что, индус, хорошо устроился?

Ничего не чувствует. Ну-ка попробую.

Унесите их, пока не сдохли.

Боюсь, что таких не купят на галеру.

И десять лет пробыл я на галерах.

И ни разу не слышал я кипчакской песни.

Я слышал только море,
но моря не видел никогда.

Лишь соленые брызги долетали
через щели для весел,

а солнцем была круглая дыра откуда
подавали еду и куда выносили мертвых.

Сзади был помост. Там
сидели запасные гребцы.

Но они никогда не садились за весла.

Их никогда не били люди с бичами, потому что
они хранили порядок в этом качающемся мире.

Вам, слабым, нужна опора
в этом качающемся мире.

И Маленький вам опора.
И погибнете вы без него.

И каждый из вас должен
во всем повиноваться ему.

И когда принесут вам хлеб, вы
должны отдать свой хлеб Маленькому.

И он разделит его не поровну,
а по совести и по справедливости.

Кто убил? Кто убил?!

Кто?

Бейбарс?

Врешь, Маленький. Ну ладно.

Убрать.

И ты тоже.

Отбери хлеб у своих друзей.

Вам, слабым, нужна опора
в этом качающемся мире.

И Бейбарс вам опора.
И погибнете вы без его.

Но среди вас черной ночной змеей ходит враг

и хочет лишить он вас
опоры и хочет погубить вас.

И свидетель тому -
тайная гибель Маленького.

И есть среди вас враг, и малейший донос
ваш на него избавит вашу жизнь от опасений.

И когда нас привезли в центр
работорговли в город Кафл,

я снова услышал кипчакскую песню.

Иди!

Живей, живей! Пошел!

Давай!

Нельзя драться с ними.

Сильны и справедливы эти люди с бичами.

Вперед!

Выходи.

В Земсе я впервые увидел Катуза.

Катуз покупал рабов для армии
мамлюков страны мисоров.

Из сильных сильных отбирал Катуз.

И каждый старался выделиться.

И я решил обратить его внимание
на себя и своих друзей.

Велик был риск, но я тогда попал в цель.

Сильней, сильнее!

Мамлюки!

Кто это?

- Бейбарс.
- Это он дрался?

- Да.
- Кто он?

Тюрок.

Мы, тюрки, одного рода.

Друг от друга не отречемся.

Кумыс Бейбарсу!

Оказывается, они были только
шакалами, люби с бичами,

а не повелителями. А повелитель - он.

Оставьте им оружие. Снимите с них цепи.

Я их всех покупаю.

Возле этого дерева на острове мамлюков

мне впервые надели медный
браслет со знаком султана Салеха.

Это было посвящение в мамлюки.

И разделили нас по девять, по
сорок, по сотне, по тысяче воинов.

И здесь началась моя дорога
на султанский трон.

Мамлюки!

Мамлюки!

Мамлюки!

Мамлюки!

Кто твои друзья?

Я не знаю, что это.

Кому ты доверяешь?

Никому.

У меня есть девять мамлюков.

Один из них боится Бога и не боится меня.

Это китаец Хо-Пао. Другой
боится Бога и боится меня.

Это грузин Барат.

Третий не боится ни меня, ни Бога.

Это индус Баубат.

Остальные... Остальные все боятся меня.

А кого ты боишься?

Индуса и китайца отстрани от себя.

Но не убивай. Они верны. Но
верность их на расстоянии.

Остальных держи рядом. Это будут мамлюки.

Только мамлюки могут прямо смотреть
в глаза, но только мамлюки опасны.

Прежде всего те девять, которые рядом.

Из твоих девяти самый опасный туркмен Аглы.

Из моих - его брат Айбек.

Но для меня самый опасный ты, а для тебя я.

Мамлюки и люди.

Им нужна еда, женщина и родина.

Простой кусок земли не может быть родиной.

Нужно дерево, чтобы оно снилось вам.

Пока оно снится вам, вы
можете одолеть любые стены.

Мамлюки!

Сюда на остров к нам
впервые привезли женщин.

Это было хорошее время.

Лучшее тех дней у меня не было.

Даже потом, когда я стал султаном
и исчезли границы моих желаний.

Поменяйте женщин.

Вы тоже.

Все.

Иди туда.

А ты сюда.

Каждый раз у вас будут другие женщины.

Чтобы не могли их жалеть.
Ибо от женщин одно зло.

И только они опасны мамлюкам.

Ты будешь служить в охране султана Салеха.

Но мамлюки личной охраны должны иметь жену.

Она будет твоей женой.

А ты будешь танцевать во дворце.

То, что увидите и услышите там,
должен видеть и слышать я.

И привел меня Катуз в султанский дворец.

И старый султан Салех долго смотрел
на меня, занятый своими мыслями.

Потом он назначил меня
эмиром личной охраны.

И не зная тогда, для чего
это нужно было Катузу.

И в тот же день я встретил во дворе Шадиар.

Заметил я, как растерялся польщенный Катуз.

Со значением улыбнулась Шадиар Катузу

и лишь на мгновение задержала
на мне свой надменный взгляд.

Кто это?

Византийка Шадиар.

Любимая наложница султана Салеха.

Но ведет она себя как жена султана.

Может быть, она сердце султана, но не ум.

Султан может быть без сердца,
но не может жить без ума.

Запомни это, Бейбарс.

Я запомнил это. А ты забыл,
Катуз, и потерял свой ум.

И затмила его Шадиар,
ставшая твоим сердцем.

И встал ты по зову сердца, а не
ума на дорогу захвата власти.

И увлек меня за собой.

Вот для чего нужно было, чтобы я стал
эмиром личной охраны султана Салеха.

После недолгой болезни умер первый
султан мамлюков, Салих ад-дин Аюба.

Люди знали, как умер султан,
и шепотом говорили об этом друг другу.

Но слову из цитадели верили они,
потому что так им было спокойнее.

И никто из придворных эмиров
не мог простить султану Салеху

того свободомыслия, которые занесли
ученые и поэты разных стран в страну Миср.

И черный люд не мог простить
султану его выездов на базар.

Я помню, как оборванный дервиш,

прикинувшись дураком,
кричал одну и ту же фразу:

"Собаки боятся орла,
пока видят его тень".

И когда взошел Катуз на
султанский трон, я подумал:

судьба улыбается беспечным людям подобно
тому, как Нил давал дорогу фараонам.

Но это не так.

Судьба заманивает беспечных людей
как птиц и накрывает сетью коварство.

Первым после султаном человеком

в стране Египта будет начальник
острова мамлюков, Бейбарс бель-Салих.

Верховный хан монголов Хулагу, внук
великого Чингис-хана, повелителя Поднебесной

предупреждает султана Мустафу Катуза.

Тебе не победить армии монголов.
Сдай Каир без боя.

А в залог твоего повиновения и согласия
забираю твою жену Шабьер Альдуру.

Малюки!

Никто в мире не смел поднять
руку на монгольских послов.

Император Византийский, Михаила
Полеолог торжественно принимал

монгольских послов в своем творце.
Даже Папа Римский

с видимой почтительностью вел
переговоры с послами монголов.

И только гордый Катуз осмелился поднять
на них руку и ускорил начало войны.

Не посоветовался Катуз с халифом и шейхом,
а послушался гневного взгляда Шадиар.

Отчего погибло царство?

Оттого, что много воевало
и много побеждало.

Но разве побеждать не
благо для государства?

Когда воюют много, народ распускается.

Когда много побеждают, правители
становятся высокомерны.

А при распущенном народе и высокомерных правителях
редко бывает, чтоб государство не погибло.

Высокомерие ведет к произволу.
Распущенность порождает зло.

Злоба, волнения.

Когда подвиг совершен,
и пришла слава, надо отступать.

Или лучше совсем уйти.

Мамлюки!

Мамлюки!

Мамлюки!

И потом, когда приехал султан Катуз
с Шадиар на остров мамлюков,

никто из мамлюков не смотрел
прямо в глаза своего повелителя.

И так были затемнены мысли Катуза
женщиной, что не заметил этого Катуз.

И перевел Катуз воинов-мамлюков в
акробатов, гимнастов, клоунов, циркачей.

И делали шуты-мамлюки все,
чтобы рассмешить Шадиар.

И так доволен был Катуз, что не заметил, как
наполнялись злобным негодованием мои девять мамлюков.

И забыл Катуз свои заветные слова.

И только женщины опасны мамлюкам.

Не общайся слишком много с женщинами.
Это мешает почтению.

Женщина верна, пока не найдет другого.

Найдет - уйдет.

Это еще поступок скромной женщины.

А коварство же злонравной
женщины - длинная история.

И превратил султан Катуз тронный зал
в место для праздников.

И пил он вино, и круглый рот его раздвигался
до ушей, когда сидел на троне рядом с Шадиар.

И захотел Катуз, чтобы у всех в стране Миср
был раздвинут рот до ушей.

И перестал он смотреть прямо
в мрачные лица мамлюков.

Зато видела их Шадиар,
и теперь она, не Катуз,

выверяла достоинства прямого
взгляда у эмиров девяти.

И шумели от праздного веселья и
беспорядка базары и улицы Каира.

И перестали люди работать. И меньше
молилось людей в мечетях Каира.

Я брат Калифа всех правоверных.

Я оторвался от хвоста монгольской лошади,
когда монголы хотели разорвать меня.

Я предостерегаю вас, мусульмане.
Пришло время страны Миср.

И не спасет его новый султан Мустафа
Катуз от безбородого хана монголов.

И уничтожит хан монголов
всех мусульман Халифата.

Ибо это вам наказание
Аллаха за страшный грех.

Блуд и разврат правят людьми.
Все зло от женщин.

А женщина правит страной.

Выколите ему глаза.

Все равно не видит света. Света любви.

Гонец из Дамаска!

Монголы сожгли Багдад.

А тем временем монголы вошли
в Сирию и взяли Дамаск.

Из-за того, что соловей и горца бранились
друг с другом, соловей стал другом ворона.

Из-за того, что вражда разделила Византию
и Рим, оба они стали союзниками монголов.

Каждого к четырем коням
привязывали монголы.

Халифа и его братьев, и
сыновей халифа, и шейха халифа.

И гнали коней в разные стороны.

И только ученых мужей,
мастеров пощадили монголы.

И я чудом оказался среди них.

Их всех увели в плен. Один сбежал.

Кто ты?

- Историк.
- Расскажи, что ты видел.

Кто может с легким сердцем рассказать
о гибели Багдада и мусульман.

Соберусь рассказать

самую ужасную катастрофу, которую
не видели ни ночь, ни день на земле.

Монголы убивали стариков, детей.

Вспаривали животы беременным женщинам.

Сколько их?

Им нет числа.

Какое у них оружие?

Камнеметы швыряют огонь и
гром, арбалеты - молнии.

Что они за воины?

Если кто скажет, что монголы могут
сдаваться в плен и бежать - не верьте.

Это дикие варвары.

У них нет аллахового лица.

Они не знают другого пути кроме прямого.

Ты не историк.

Ты продался монголам и хочешь запугать нас.

Бросьте его в тендант.

Ты что улыбаешься, Хо-Пао?

Разве ты создал оружие
сильнее монгольского?

Заброс огнемета на триста форсахов вперед.

Мамлюки сожгут сады и поля. И тогда
монгольские лошади останутся без корма.

Придут к нам слабыми.

Ты с помощью нового оружия разобьешь их.

- Мне надо много такого оружия!
- Оно будет.

Нас триста тысяч, вас сто.
Вы должны сдаться без боя.

И еще. 10 тысяч быков, коров, 50 тысяч овец,
20 тысяч коней за то, что погубили наших.

Решай быстро. Мы должны вернуться
к себе на крыльях победы.

Вы вернетесь на крыльях победы.

Если ты затаил коварство,
ты погубишь себя и страну.

В пепел превратит ее Хулагу-хан,
славный внук Чингис-хана.

Нужда и голод даже из бесстрашных
львов делает трусливых собак.

Накормите их.

И посадите на цепь.

Как собак.

Мамлюки!

Взять их живыми!

Если монголы не знают
других путей, кроме прямого,

то они - дикие варвары, и найдут
смерть на этом прямом пути.

Так думал я,

но когда загремела на тысячу гортанных
голосов страшная песня монгольских воинов,

дрогнули мамлюки.

И сказал я мамлюкам:

у нас есть грозное оружие, и мы победим.

Но если каждый из вас не погубит
четырех, заслуг не будет ни у кого.

И ринулись в бой мамлюки, потому что хуже
смерти была для них победа без славы и заслуг.

И дрогнули монголы.

Потому что впервые увидели воинов,
идущих на них прямым путем.

И взорвали мамлюки плотину на озере.

Потому что решили покарать
монголов мечом, огнем и водой.

И когда огромными потоками
встала вода на пути монголов,

не остановились монголы.

Потому что не знали монголы
другого пути, кроме прямого.

И зажег китаец Хо-Пао своими
огнеметами потоки воды.

И захлебнулась в воде и пламени
дикая песня монголов.

И кончились монголы без этой песни.

Почему ты не посвятил свою историю мне?

Я этого не сделал бы,
даже если бы ты подарил мне золотой дворец.

Я писал это людям, а не тебе.

Ты был прав.

Монголы хорошие воины.
Ты будешь моим историком.

И будешь говорить правду только мне.

Ибо только я могу смотреть правде в глаза.

У других запечатаны уши для голоса правды.

Сердцем слушают они ее.

И сердца их наполняются страхом.
Ибо правда всегда страшна.

Султан наш отец, властелин и повелитель.

Вам, слабым, нужна опора в этом
качающемся мире. И он вам опора.

Погибните вы все без него.

Но в нашей великой стране
черной ночной змеей ходит враг,

и хочет лишить он вас великой опоры.

И свидетель тому - тайная
гибель султана Катуза.

По древнему обряду посвящения в султаны

я должен был один без оружия
стоять в саду на окраине Каира.

И ждать, когда придут посланники халифа
с лишением халифата.

Но помнил я покушение
на Катуза в этом саду.

Поэтому выставил для охраны всех
своих эмиров. Ибо только они опасны.

Но не опасны они, когда стоят
плечом к плечу, опасаясь друг друга.

Я сообщу тебе личную тайну власти.

Запретную для разглашения
со времен фараона.

Властителем правят все.
Властитель - никем.

Он не в состоянии даже распорядиться собой.

Если он нарушит это правило, его свергнут.

Запомни. Каждый шаг твой
незримо выверяют тысячи глаз.

Если уверен - ты идешь.

Если нет - тебя остановят, направят.

Если ты все же пойдешь своим путем,
ты заболеешь и умрешь.

Кто в истории нарушил этот
тайный закон и не пострадал?

Никто.

Даже Магомет повелевал умами людей от
имени Аллаха всемогущего и всемилостивого.

Ох, виночерпий. Я знал, что рано или
поздно ты нарушишь клятву мамлюка.

Но не думал, что так
поспешно это произойдет.

Понятно. Значит, Шадиар.

Я слышала разговор Шадиар с виночерпием.

Кажется, они затевают что-то коварное.

И знаю я, что власть моя тленна.

Однако день и ночь занят
тем, что ищу в ней пользу.

И сам ошеломлен своим положением.

Ибо кто испытывает испытанное,
того постигнет раскаяние.

Не пей!

Вино отравлено.

Ты тоже не пей.

Я не пью вина.

Пей!

Подойди сюда, виночерпий.

Завтра...
против тебя, виночерпий,

будет играть Халоун.

Это твой отец.

Он пришел за тобой. Ты можешь идти с ним.

Султан мой повелитель. Мой муж и мой отец.

И нет у меня другого отца.

Я теперь совсем один.

Мама умерла.

Может, и не было заговора
у Турфана с монгольским ханом Берке.

Турфан давно тосковал по родине.

Знал Турфан, что Золотая Орда

столица хана Берке и там, где его родина.

Но сам Турфан не мог покинуть страну Миср.

Поэтому он и решил отправить
туда свою любимую дочь,

если это так, то прости меня, Турфан.

Хотя и с того света ты мне отомстил...

Как обломок стрелы торчит во
мне кипчакское слово "коке",

которое однажды крикнула твоя дочь, Турфан.

Теперь ты знаешь всю
мою биографию, Байсара.

Я составил грамоту,

по которой велел тебе убить
меня и стать султаном.

Стать султаном? Я не смогу.

Не будет тебя - убьют меня.

И будет новый мир тайных дел. Поэтому
я больше берегу тебя, чем себя.

Пусть отсохнет твоя рука. Ты
посмела протянуть руку к султану!

Это древний кипчарский обычай: встречать
любого гостя, малого и большого,

богатого и бедного чашей кумыса.
- Клянусь Аллахом, это злой обычай.

И люди злы.

Этот обычай будет в стране Миср.

Этот обычай станет законом в стране Миср.

Всем эмирам собираться
по пятницам на площади

и пить кумыс и восхвалять этот обычай.

Если тот, кто по неволе по
принуждению совершит преступление,

то наказывать его за свершенное
не есть ли жестокий произвол?

Аллах, когда создавал руду, знал ведь заранее,
что из нее будут поделаны блестящие мечи.

А этими мечами будут
проливать кровь людскую люди,

крепко сидящие на конях, взнузданных
и подкованных железом из той же руды.

Абуйна ла Альдмари.

Надо замуровать ход в эту пирамиду.

Чтобы никто никогда не мог видеть
тленность человеческой власти.

Какой бы великой она ни была.

Так ушел из страны Миср Бейбарс
эль-Мали эль-Бундукдари.

Мамлюкский султан по прозвищу
Абу́ль-Футу́х, "победитель".

Победитель монголов и крестоносцев.

И плакали люди, и с минаретов кричали имя
его после Аллаха и пророка его Магомет.

И святым стало в стране Миср
все, чего он касался.

И как жил он скрытно, так и ушел.

И никто не знает, где его могила.
В Дамаске показывают ее

и в Багдаде показывают ее.

А на родине его в большой
казахской степи живет придание

о том, как проданный в рабство кипчакский
мальчик стал султаном страны Миср.

И как оставил он султанский трон и
вернулся пешком в казахскую степь,

потому что не мог забыть
запах степной травы.

Это придание, но ничего нет
достоверней народного придания.